Тассо - последний великий итальянский поэт эпохи Возрождения и вместе с тем жанра рыцарской поэмы, поэтому имеет смысл напомнить здесь об общекультурных тенденциях времени. Здесь одновременно сосуществуют, то в борьбе, то в согласии, разные, иной раз совершенно противоположные художественные стили и направления. Это и классицизм, и маньеризм, и зарождающийся барокко. Коротко определим каждый из них. 

Классицизм (от лат. classicus - образцовый) - направление в искусстве и литературе конца XVI - начала XIX вв., обратившеся к античному наследию как к норме и идеальному образцу. Стиль окончательно сложился во Франции в XVII в., отразив идеалы абсолютизма. Основные черты классицизма следующие: в основе - идеи философского рационализма, разумной закономерности мира, прекрасной облагороженной природы (отсюда - все эти ухоженные, подстриженные сады Версаля и пр.), стремление к выражению значительного общественного содержания, возвышенных героических и нравственных идеалов. Главные темы: конфликт общественных и личных начал, долга и чувства. Культивируются логика, ясность, гармония, а следовательно и высокие жанры: трагедия, эпопея, ода, в живописи - картины на исторические сюжеты. Однако развиваются и низкие жанры: комедия, сатира, басня. 

Маньеризм (от итал. maniera - манера, стиль) - внешне следуя искусству Высокого Возрождения, отражал неустойчивость, трагические диссонансы бытия, власть иррациональных сил, субъективность искусства. Это, вообще говоря, вариант декаданса, отсюда и пристальный интерес маньеристов к усложненности, изощренности формы, излишней с точки зрения высокой гармонии напряженности образов. Типичный пример маньеризма: фрески Микеланджело на библейские сюжеты (в отличие от его же ренессансных скульптурных работ). 

Барокко (итал. barocco - странный, причудливый) - одно из магистральных направлений европейского искусства конца XVI - середины XVIII вв. Этот стиль, в целом, тоже связан с культурой зрелого абсолютизма, тяготевшей к торжественности. В то же время барокко отразило и антифеодальные устремления, и представления о сложности, многообразии, изменчивости мира. Ему свойственны контрастность, напряженность, динамичность образов, аффектация, стремление к величию и пышности, к совмещению реальности и иллюзии и как следствие к слиянию разных видов искусств: музыки и литературы - в опере и оратории, архитектуры, скульптуры, живописи и прикладных видов искусства - в дворцово-парковых ансамблях. 

Величайшие представители барокко в литературе: испанский драматург Педро Кальдерон, итальянский поэт Торквато Тассо, французский поэт Агриппа д\'Обинье, наш М.В. Ломоносов. 

Теория классицизма возникла в Италии и первоначально опиралась на неоплатоновскую философию М. Фичино, обосновывающую концепцию идеальной красоты, которую может раскрыть только художник. К середине XVI в. новая эстетика начинает опираться уже на Аристотеля, на его поэтику, в немалой степени в связи с общим развитием рационализма. 

Платоновское "божественное неистовство" поэта теряет популярность и сменяется требованиями строгого профессионализма: дисциплиной, нормой, правилами формы и содержания. В последнем же впервые в литературе Нового времени зазвучала тема долга как высшего начала. Одновременно от творческого подражания образцу идеальной красоты художники перешли к принципу обязательного подражания древним. Такой рационализм поддерживали иезуиты, надеясь подчинить, ограничить творческую индивидуальность. Увы им, ибо уже через сто лет оказалось, что рационализм куда губительнее для религиозного мышления, чем неоплатонизм. 

Помимо классицистских тенденций литература и искусство постепенно пропитывалась маньеристским духом, что закономерно и привело их к барокко. Дело тут в том, что рационализм в принципе мало свойствен художникам и поэтам, гармонии в общественном бытии немного, отсюда закономерно, что в чуткие души творцов проникает иррационализм, мистицизм, дисгармония, человек то обожествляется, то демонизируется. Сама же человеческая жизнь - вещь, в общем-то, грустная и вполне безысходная. 

Художественный итог: изящная простота творцов Ренессанса уступает усложненности формы, усиливается ее динамичность и выразительность. За счет, разумеется, прежде всего радикальных перемен в содержательной части. Барокко как бы разрешает муки маньеризма, выстраивает его корчи, его муки, его изломы в сознательную игру противопоставлений света и тени, символизирующую неразрывность и неслиянность духовного и материального. И находит оно этот синтез в параде. Барокко - по преимущество парадное, дворцовое, придворное искусство. Предсмертная лебединая песнь феодализма. 

Более подробно о нем поговорим позже, а сейчас отметим, что все эти три стиля: маньеризм, классицизм, барокко составляют главную, хитросплетенную суть творчества последнего великого поэта итальянского Ренессанса Торквато Тассо (1544 - 1595). 

Он родился в Сорренто в семье секретаря принца Салернского, известного поэта Бернардо Тассо. В 1547 г., спасаясь от преследований испанского вице-короля, учредившего в Неаполе инквизицию и изгнавшего принца, Бернардо бежит. В 1554 г. забирает сына и вместе с ним скитается по Италии: Рим, Урбано, Венеция. Мальчик наблюдает и придворную жизнь, и ученую в Венецианской Академии, где отец некоторое время служит секретарем. В 1560 г. Торквато Тассо поступает в Падуанский университет, где изучает философию и поэтику Аристотеля. 

В 1562 г. в короткое время он сочиняет большую поэму "Ринальдо". В 1565 заканчивает университет и поступает на службу к герцогам д\' Эсте. 

К 1575 г., то есть за десять лет, он уже создал оба свои лучшие произведения: пасторальную драму "Аминта" и - главное - поэму "Гоффредо", которой издатель в 1580 г. придумал название, принятое автором и затем введшее Тассо в круг бессмертных, - "Освобожденный Иерусалим". 

К этому времени страна значительно испанизировалась, приобрела черты абсолютистского двора, а поэты и художники постепенно утратили независимость. Тассо, приобретший уже известность, находился как бы между двух огней: знатные дамы навязывали ему свое покровительство, придворная чернь травила поэта. (Вероятно, Пушкин в поздние годы находил в собственной судьбе нечто общее с судьбой Тассо, оттого и обращался к его тени достаточно часто. Как вы знаете, в молодости, он искал подобия своей судьбы с судьбой римлянина Овидия.) Тассо же чувствовал себя творцом и не желал раболепствовать перед двором. Он разослал свою поэму многим ученым. Встречена она была неоднозначно: кто-то хвалил, кто-то, особенно Флорентийская академия, решительно отвергал его творение. 

Не будучи особенно религиозным в молодые годы, к 1575-му, может быть, под влиянием резкой критики поэмы, Тассо услышал "ангельские трубы Страшного Суда", узрел Бога в облаках. У него начали проявляться признаки душевного заболевания. В июне он явился к главному инквизитору Болоньи, и начались бесконечные исповеди. Религиозные метания скоро осложнились манией преследования. Больной поэт метался по Италии, в 1579 г. возвратился в Феррару. Там 11 марта, точно в день 35-летия у него начался сильный приступ болезни: он стал обвинять Альфонсо и его приближенных в ереси и разврате и угрожать им. Поэта схватили, отвезли в госпиталь св. Анны, где содержались сумасшедешие, и посадили на цепь, как буйнопомешанного. Позднее возникла легенда, будто бы Тассо заключили из-за его разделенной любви к сестре герцога Леоноре, которая и помогла ему впоследствии бежать. Это, конечно, роман. Реальная же причина холодной жестокости герцога, продержавшего поэта в тюрьме семь лет, видимо, весьма прозаична: тиран просто боялся Тассо, который будучи талантливым и известным, обвиняя себя, каясь и мучаясь, тем самым обвинял и двор. 

Как это обычно бывает, приступы депрессии и галлюцинации сменялись периодами просветления, и Тассо в своей келье работал: он писал письма, философские трактаты, диалоги, стихи. 

В 1586 г. после бесконечных просьб поэта, Альфонсо отпустил его в Мантую. И опять наступило время скитаний. Все это время Тассо продолжает сочинять. В 1588 г. он завершает трагедию "Король Торрисмондо", пишет поэму "Любовный костер", в начале 90-х гг. создает две поэмы: "Слезы девы Марии" и "Слезы Иисуса Христа", а кроме того заканчивает переработку "Освобожденного Еирусалима". Поэма выходит в свет в 1593 г. под названием "Завоеванный Иерусалим". 

В 1594 г. Тассо, слегка переработав, выпустил свое раннее произведение "Рассуждения о героической поэзии". А незадолго до смерти, в начале 1595 г. он закончил свою последнюю поэму "Семь дней сотворения мира". 

Немного подробнее о поэтике Тассо. Как лирик он работал в традициях петраркизма с присовокуплением в общем-то чуждой этому течению анакреонтики. То есть здесь переплелись петраркизм как выражение лирики зрелого Ренессанса и анакреонтика как стремление к античным образцам Позднего Возрождения. В целом его поздняя поэзия вполне маньеристская, однако, скажем так, без крайностей, что, вероятно, соответствовало его меланхоличной и самоуглубленной натуре. 

Вот два стихотворения Тассо в переводе Евгения Солновича: первое (сонет) вполне можно отнести на счет петраркизма, второе - к анакреонтике. 

В Любви, в Надежде мнился мне залог 

Все более счастливого удела; 

Весна прошла, надежда оскудела - 

И невозможен новых сил приток. 

И тайный пламень сердца не помог, 

Все кончено, и не поправить дела: 

В отчаянье, не знающем предела, 

Мечтаю смерти преступить порог. 

О Смерть, что приобщаешь нас покою, 

Я дерево с опавшею листвой, 

Которое не оросить слезою. 

Приди же на призыв плачевный мой, 

Приди - и сострадательной рукою 

Глаза мои усталые закрой. 

*** 

На тебя ли я смотрю, 

На мою смотрю светило: 

Всех красавиц ты затмила, 

Лишь тебя боготворю. 

Засмеешься - звонкий смех, 

Словно в небе луч весенний. 

Для меня ты совершенней, 

Для меня ты краше всех. 

Молвишь слово - счастлив я, 

Словно птиц апрельских трели 

В зимних кронах зазвенели, 

Амариллис, боль моя. 

Однако главные создания Тассо - пастораль "Аминта" и поэма "Освобожденный Иерусалим". 

В 1573 г. Тассо попробовал себя в древнем, до дыр затертом еще в III в. до н.э. александрийцами, а затем и Вергилием, жанре, - в пасторали. Попробовал и не только создал вершину жанра, но тем самым как бы вдохнул в него новую жизнь. Мы до сих пор эксплуатируем пастораль, часто сами того не замечая. Не стану приводить примеры из литературы хотя бы потому, что вся советская проза про счастливую деревенскую жизнь - есть та самая пастораль с пейзанами, ничего общего с реальной жизнью не имеющая и, подобно фантастическому летучему острову, сошедшая в дикие будни "века-волкодава" прямо с небес. Приведу пример из сегодняшнего дня: все без исключения голливудское производство - есть не что иное как штамповка пасторалей, с Шварценеггером ли, с Ди Каприо ли - безразлично. В самом деле, какая разница, во что дудит вымышленный пастух: в дудку, в огнемет или в тонкую сигаретку на солнечном пляже в Майями, - все равно овчины он не нюхал, стада не пас, стихов сочинять не умеет. Все не по-настоящему - закон пасторали, из которого могут быть лишь единичные исключения. Долгая история культуры насчитывает их, исключений, правду сказать, совсем не мало, но это за две с половиной тысячи лет - не меньше. 

Так вот, в своих исканиях Тассо опирался на знаменитые пасторали ренессансных предшественников и соотечественников: на "Орфея" Анджело Полициано и "Фьезоланских нимф" Боккаччо. Ну а источником источников, несомненно, как для предшественников, так и для Тассо был Овидий. Пастух Аминта любит нимфу Сильвию. Та отвергает его. Нимфу преследует сатир, от которого Аминта ее спасает. После ложной вести о смерти Сильвии Аминта пытается покончить с собой, чем неожиданно и завоевывает ответную любовь. Этим снимается трагический финал и уменьшается роль мифологического элемента, поскольку в игру вступает современная поэту психология. Да и соперничество между пастухом и сатиром тоже вполне психологического характера: возвышенная любовь побеждает грубую страсть. 

Драма большая, разделена на пять актов, действие происходит за сценой, о нем только сообщается в диалогах и монологах героев. Таким образом, пасторальная драма сближается с классицистской трагедией. Однако этика тассовой пасторали принципиально иная. В ней звучит идея торжества любви, которую, как вы помните, утверждал еще Боккаччо. 

Вместе с тем слышна и маньеристская тема скоротечности жизни. Помимо того, в драматическую пастораль проникают утопические моменты из очень известной тогда пасторали Саннадзаро "Аркадия". В целом "Аминта" - драма человеческих чувств. Для Тассо не важны характеры героев, важно состояние души, страдания отвергнутой любви, дружеское сочувствие несчастному, сожаление об ушедшей юности. 

Обратимся теперь к самой главной книге Тассо. После фурора, произведенного в читательской публике поэмой Л. Ариосто "Орландо фуриозо", итальянцы сочинили множество подобных ей поэм, понятно, значительно уступавших гениальному творению Ариосто. В середине XVI в. возникло особое увлечение античными эпопеями. Стали копировать "Илиаду" и "Энеиду" - но безрезультатно. Далее попытались соединить в своих текстах рыцарский роман и античный эпос. Луиджи Аламанни и отец нашего героя Бернардо Тассо создали такие поэмы, в которых внесли в разбросанную композицию некое единство, очистили стих от излишних фривольностей (правда, заодно и от юмора), ввели добродетельных героев в духе Энея и добились того, что скука убила блестящий мир воображения. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. К таковым намерениям относится и эта попытка охристианизировать Гомера и Вергилия. Но, в общем-то, идея была, что называется, здравая, интересная, ей не хватало лишь гениального исполнителя. 

И молодой Торквато Тассо взялся за дело своего отца. Предварительно для самого себя он написал трактат "О героической поэме", где как бы уяснил самому себе основные принципы по тематике, композиции и стилю эпопеи. Вот они: 

Поэма должна быть правдоподобной, для чего лучше всего взять тему реально-историческую. При этом в ней должен быть элемент чудесного, дабы придать ей величия. А чтобы примирить чудесное с истинным, надобно вводить в поэму чудеса только христианские, ибо они не вызовут сомнений у читателя. 

Композиция и сюжет должны быть едины и целостны. Для этого лучше всего подходит рыцарский роман, он же позволяет разнообразить эпизоды в поэме. Стиль должен быть возвышенным, образы величественными, лексика изысканна, но не чрезмерно. И сюжет, и композиция, и стиль поэмы должны доставлять читателю наслаждение, ибо именно в наслаждении и состоит цель поэзии. Итак, перед нами историческая поэма в духе рыцарского романа, поэма к тому же намекающая на современные реалии. Дело в том, что во второй половине XVI в. европейскими странами и в частности итальянскими городами были предприняты попытки отбить наступления турок. Поэтому напоминание об успешном Крестовом походе конца XI в., закончившемся освобождением Иерусалима, было вполне актуальным. 

Действие поэмы происходит в 1099 г. Войско Готфрида Бульонского осаждает Иерусалим, но христиане терпят неудачи. Им мужественно сопротивляются не только мусульмане, но и сами силы зла. К тому же противнику помогает и собственное нравственное несовершенство крестоносцев. Часть молодых рыцарей, в том числе наиболее храбрые Танкредо и Ринальдо, влюбляются в прекрасных сарацинок и забывают о долге. Этот мотив в литературе известен давно (вспомним хоть зачин "Илиады"), однако Тассо удалось так "разыграть" его, что с тех пор он стал прочно привязываться к его имени, и когда Гоголь сочинял своего "Тараса Бульбу", он несомненно вспоминал поэму Торквато Тассо. 

Лишь после того, как Ринальдо отказывается от своей страсти к сарацинской волшебнице Армиде и, преодолевая чары бесовских сил, возвращается в лагерь крестоносцев, христианам удается штурмом взять Иерусалим. Понятно, что образцом для итальнского поэта была прежде всего гомерова "Илиада", отчасти вергилиева "Энеида", отчасти - в описаниях дьявольских сил - дантов "Ад". Замечательно при этом, что объемом поэма Тассо значительно меньше любой из перечисленных. 

Но главное состоит в том, что идейно "Освобожденный Иерусалим" скорее противостоит "Илиаде": там речь о национальной борьбе, здесь борьба религиозная, борьба по определению более высокая, борьба, в которой человек должен перестать быть центром вселенной и включиться в общее дело, в котором привести к успеху может лишь полное подчинение себя идее, товариществу, долгу. Здесь же, как совершенно понятно, и разрыв Тассо с литературой и идеологией Ренессанса. 

Итак, над человеком встали силы, отсутствовавшие в греческом эпосе, не знавшем христианского дуализма, где Добро и Зло борются между собой, а в литературе каждый раз сходятся в последней смертной битве. И тут: на одной стороне язычники-мусульмане, Люцифер и дьяволы, на другой - христиане, Бог и ангелы. Кстати, в отличе от дантовской символической огненной точки, или трех разноцветных кругов, Бог у Тассо очеловечен и несколько потому снижен, напоминая скорее всего Зевса. Во всем остальном, что касается человеческого, Тассо следует Гомеру. Так, например, несмотря на частые гневные инвективы против врага вообще, сарацина, мусульманина, поэт вослед Гомеру, наделяет соперников, как троянцев, мужеством, честью и порой даже сочувствует им. 

Ариостовские мотивы в поэме тоже присутствуют, как присутствует и ренессансная мораль: человек выше всего в мире. Но Тассо сознательно сталкивает этот принцип с принципом, вернее с моралью, ставящей идею над человеком. И вот это-то столкновение, может быть, и является главной пружиной действия. Конечно, в конце концов торжествует идея христианского долга. Но цена ее слишком высока: кровь, резня, смерть. Это - область художественного, область дара, которым Тассо был наделен в чрезвычайной мере. 

Идейная тенденция поэмы и эстетический принцип подражания античности ведут к классицизму, окрашенному в маньеристские тона. Жизнь коротка, бренна, разум человеческий - величина сомнительная, и потому побеждает не он, а долг и честь, коим, если они выполняются неукоснительно, помогает вмешательство высшей силы. 

Вы спросите: так что же, в самом деле "Освобожденный Иерусалим" Лучше "Илиады"? Разумеется, нет. Разумеется, хуже, уже потому хотя бы, что ей подражает, копирует, пусть творчески и очень талантливо, зачастую от противного, - но копирует. Уступают гомеровым и герои Тассо, не олицетворяющие собой внутренней борьбы, к которой, впрочем, автор и не стремился. Ему достаточно было, что Ринальдо - копия с Ахиллеса, Танкред - с Гектора, Алет - с Одиссея и т.д. 

Однако не все однозначно. Содержательно "Илиада" несопоставимо выше. А формально? 

Тассо стремился к подчинению разнообразных эпизодов общему замыслу, что в значительной мере ему удалось. В 20-песенной поэме все строго, гармонично, цельно. И - самое главное! - поэтично, возвышенно, живописно и вдохновенно! И здесь он - достойный преемник, продолжатель и соперник на равных самому Гомеру. 

Тассо был действительно большим лириком: 

В конце дороги той в сияньи красоты 

Раскинулся ковер причудливого сада: 

Растенья редкие, диковины-цветы, 

И тихий сон прудов, и бурный плеск каскада, 

Зеленые холмы, кудрявые кусты, 

Уютных гротов мрак, тенистых рощ прохлада... 

Искусства ничего, казалось, не забыли, 

Что к полноте красот приставить в силах были. 

И, добавим, - драматургом, ибо его поэма построена по всем канонам классицистской драматургии: он сочетает закон единства драмы с поэтическим разнообразием, основанном на контрастности - светотени, излюбленном приеме маньеризма и барокко, - и достигает гармоничности, к его времени итальянской поэзией вполне утраченной. 

Тассо шел вослед Гомеру, Вергилию, Ариосто, но поэты XVII, XVIII, да и XIX вв. пойдут вослед его стопам, пойдут столь многие, что перечисление заняло бы неоправданно много времени, да и достаточно ведь назвать, учитывая их влияние на отечественную, европейскую, мировую культуру, всего только трех. Эти трое: Гете, Байрон, Пушкин. 

На этом заканчиваем мы с вами беседы о литературе итальянского Возрождения... И возвращаемся назад во времени, чтобы узнать об иных городах и весях, услышать другие имена и речи, нисколько не уступающие сладкогласым итальянцам, а порой и превосходящие их, как в сатире всех превзошли голландец Эразм и француз Рабле, в эссеистике француз Монтень, в поэтической драматургии англичанин Шекспир, испанцы Лопе де Вега и Педро Кальдерон, а в жанре национальной поэтической эпопеи португалец Луис Камоэнс.

Освобождённый Иерусалим

Краткое содержание поэмы

Господь Вседержитель со своего небесного престола обратил всевидящий взор на Сирию, где станом стояло крестоносное воинство. Уже шестой год воины Христовы ратоборствовали на Востоке, многие города и царства покорились им, но Святой Град Иерусалим все ещё пребывал оплотом неверных. Читая в человеческих сердцах как в раскрытой книге, Он узрел, что из множества славных вождей лишь великий Готфрид Бульонский в полной мере достоин повести крестоносцев на священный подвиг освобождения Гроба Господня. Архангел Гавриил понёс Готфриду эту весть, и тот благоговейно принял Божию волю.

Когда Готфрид созвал вождей франков и поведал, что Бог избрал его начальником над ними всеми, в собрании поднялся ропот, ибо многие вожди не уступали Готфриду ни в знатности рода, ни в подвигах на поле брани. Но тут ему в поддержку возвысил голос Петр Пустынник, и все до последнего вняли словам вдохновителя и чтимого советчика воинов, а наутро следующего дня могучая рать, в коей

под знаменем Готфрида Бульонского сплотился цвет рыцарства всей Европы, выступила в поход. Восток затрепетал.

И вот уже крестоносцы разбили лагерь в Эммаусе, в виду иерусалимских стен. Здесь к ним в шатры явились послы царя Египта и предложили за богатый выкуп отступиться от Святого Града. Выслушав от Готфрида решительный отказ, один из них отправился восвояси, второй же, черкесский витязь Аргант, горя желанием поскорее обнажить меч против врагов Пророка, поскакал в Иерусалим.

Иерусалимом в ту пору правил царь Аладин, вассал египетского царя и злобный притеснитель христиан. Когда крестоносцы пошли на приступ, войско Аладина встретило их у городских стен, и завязалась жестокая битва, в которой без числа пало нехристей, но и отважных рыцарей полегло немало. Особенно тяжкий урон понесли крестоносцы от могучего Арганта и великой девы-воительницы Клоринды, прибывшей из Персии на подмогу Аладину. С Клориндою в бою сошёлся несравненный Танкред и ударом копья разнёс ей шлем, но, узрев прекрасный лик и золотые косы, сражённый любовью, опустил свой меч.

Храбрейший и прекраснейший из рыцарей Европы, сын Италии Ринальд был уже на городской стене, когда Готфрид отдал войску приказ возвращаться в лагерь, ибо не настало ещё время пасть Святому Граду.

Видя, что оплот врагов Господних едва не пал, царь преисподней созвал своих бесчисленных слуг — бесов, фурий, химер, языческих богов — и приказал всей тёмной силой обрушиться на крестоносцев. Слугой дьявола средь прочих был маг Идраот, царь Дамаска. Он повелел дочери своей Армиде, затмившей красотою всех дев Востока, идти в стан Готфрида и, употребив все женское искусство, внести разлад в ряды воинов Христовых.

Армида явилась во стан франков, и ни один из них, кроме Готфрида и Танкреда, не в силах был устоять перед чарами ее красы. Назвавшись принцессой Дамасской, силою и обманом лишённой престола, Армида умоляла вождя крестоносцев дать ей малый отряд отборных рыцарей, дабы с ними свергнуть узурпатора; в обмен она сулила Готфриду союз Дамаска и всяческую помощь. В конце концов Готфрид велел по жребию избрать десятерых храбрецов, но едва зашла речь о том, кто возглавит отряд, предводитель норвежцев Гернанд по наущению беса затеял ссору с Ринальдом и пал от его меча; несравненный Ринальд принуждён был отправиться в изгнание.

Обезоруженных любовью рыцарей Армида повела не на Дамаск, а в мрачный замок, стоявший на берегу Мёртвого моря, в водах которого не тонут ни железо, ни камень. В стенах замка, Армида раскрыла подлинное своё лицо, предложив пленникам либо отречься от Христа и выступить против франков, либо погибнуть; лишь один из рыцарей, презренный Рамбальд, избрал жизнь. Остальных она в кандалах и под надёжной охраной отправила царю Египта.

Крестоносцы тем временем вели регулярную осаду, обносили Иерусалим валом, строили машины для штурма, а жители города укрепляли стены. Наскучив бездельем, гордый сын Кавказа Аргант выехал в поле, готовый биться со всяким, кто примет его вызов. Первым на Арганта ринулся отважный Отгон, но скоро был повержен неверным,

Тогда настал черёд Танкреда. Два героя сошлись, как некогда Аякс и Гектор у стен Илиона. Жестокий бой длился до самой ночи, так и не выявив победителя, и, когда герольды прервали поединок, израненные бойцы сговорились на рассвете продолжить его.

За поединком с городских стен с замиранием сердца следила Эрминия, дочь Антиохийского царя. Некогда она была пленницей Танкреда, но благородный Танкред дал принцессе свободу, Эрминии нежеланную, ибо она пылала неодолимой любовью к пленившему ее. Искусная в лекарстве Эрминия вознамерилась проникнуть в стан крестоносцев, дабы излечить раны рыцаря. Для этого она обрезала свои дивные волосы и облачилась в доспех Клоринды, но на подступах к стану ее обнаружили сторожевые и бросились за ней в погоню. Танкред же, возомнив, что то была любезная его сердцу воительница, из-за него подвергшая жизнь опасности, и желая спасти ее от преследователей, тоже пустился вслед за Эрминией. Ее он не догнал и, сбившись с пути, обманом был завлечён в заколдованный замок Армиды, где сделался ее пленником.

Меж тем настало утро и никто не вышел навстречу Арганту. Черкесский витязь принялся поносить трусость франков, но ни один из них не отваживался принять вызов, пока наконец вперёд не выехал Раймонд, тулузский граф. Когда победа была уже почти в руках Раймонда, царь тьмы соблазнил лучшего сарацинского лучника выпустить в рыцаря стрелу и сам направил ее полет. Стрела вонзилась в сочлененье лат, но ангел-хранитель спас Раймонда от верной гибели.

Видя, как коварно нарушены законы поединка, крестоносцы ринулись на неверных. Ярость их была столь велика, что они едва было не смяли врага и не ворвались в Иерусалим. Но не этот день был определён Господом для взятия Святого Града, поэтому Он попустил адскому воинству прийти на подмогу неверным и сдержать напор христиан.

Тёмные силы не оставили замысла сокрушить крестоносцев. Вдохновлённый фурией Алекто, султан Солиман с войском кочевников-арабов ночью внезапно напал на лагерь франков. И он бы одержал победу, когда б Господь не послал архангела Михаила, дабы тот лишил неверных помощи ада. Крестоносцы воспряли духом, сомкнули ряды, а тут ещё весьма ко времени подоспели рыцари, освобождённые Ринальдом из Армидиного плена. Арабы бежали, бежал и могучий солиман, в битве лишивший жизни многих христианских воинов.

Настал день, и Петр Пустынник благословил Готфрида идти на приступ. Отслужив молебен, крестоносцы под прикрытием осадных машин обступили стены Иерусалима, Неверные яростно сопротивлялись, Клоринда сеяла смерть в рядах христиан своими стрелами, одной из которых был ранен в ногу сам Готфрид. Ангел Божий исцелил вождя, и тот снова вышел на поле боя, но опустившаяся ночная тьма вынудила его дать приказ к отступлению.

Ночью Аргант с Клориндою сделали вылазку к стану франков и подожгли осадные машины смесью, изготовленной магом Исменом. Когда они отступали, преследуемые крестоносцами, защитники города захлопнули ворота, в темноте не заметив, что Клоринда осталась снаружи. Тут с нею в бой вступил Танкред, но воительница была в незнакомых ему доспехах, и рыцарь признал возлюбленную, только нанеся ей смертельный удар. Воспитанная в мусульманской вере, Клоринда знала, однако, что родители ее — христианские властители Эфиопии и что по воле матери ей надлежало бы принять крещение ещё в младенчестве. Смертельно раненная, она попросила своего убийцу свершить над ней это таинство и дух испустила уже христианкою.

Дабы крестоносцы не смогли построить новые машины, Исмен впустил сонм бесов в единственный в округе лес. Ни один из рыцарей не дерзнул войти в заколдованную чащу, за исключением Танкреда, но и тому не под силу было развеять зловещие чары мага.

Уныние царило в стане крестоносного воинства, когда Готфриду во сне открылось, что только Ринальд одолеет колдовство и что лишь перед ним дрогнут наконец защитники Иерусалима. В своё время Армида поклялась жестоко отомстить Ринальду, отбившему у неё пленных рыцарей, но едва увидела его, как воспылала неодолимой любовью. Юношу ее красота тоже поразила в самое сердце, и Армида перенеслась с возлюбленным на далёкие зачарованные Счастливые острова. К этим-то островам и направились за Ринальдом двое рыцарей: датчанин Карл и Убальд. С помощью доброго волшебника им удалось попасть за океан, воды которого прежде бороздил только улисс. Преодолев множество опасностей и соблазнов, послы Готфрида нашли Ринальда забывшим обо всем средь радостей любви. Но стоило Ринальду увидеть боевой доспех, как он вспомнил о священном долге и без колебаний последовал за Карлом с Убальдом. Взбешённая же Армида помчалась в стан царя египетского, который с набранной по всему Востоку ратью шёл на помощь Аладину. Вдохновляя восточных витязей, Армида посулила стать женой тому, кто в бою сразит Ринальда.

И вот Готфрид даёт приказ к последнему приступу. В кровавой схватке христиане смяли неверных, из коих самый страшный — непобедимый Аргант — пал от руки Танкреда. Крестоносцы вошли в Святой Град, а Аладин с остатками войска укрылся в Давидовой башне, когда на горизонте поднялись тучи пыли — то шло к Иерусалиму египетское войско.

И снова началась битва, жестокая, ибо рать неверных была сильна. В один из самых тяжёлых для христиан моментов к ней на подмогу вывел воинов из Давидовой башни Аладин, но все было тщетно. С Божией помощью крестоносцы взяли верх, нехристи бежали. Царь египетский стал пленником Готфрида, но тот отпустил его, не желая слышать о богатом выкупе, ибо не торговать он пришёл с Востоком, но воевать.

Рассеяв рать неверных, Готфрид со сподвижниками вошёл в освобождённый город и, даже не сняв залитых кровью лат, преклонил колена пред Гробом Господним.