Древний Иран

Иранские племена в древности населяли огромные территории Передней и Средней Азии; их потомки — курды, персы, таджики, афганцы и другие народы — живут там и поныне. Древняя религия иранцев — зороастризм — названа по имени пророка Заратуштры (жил между X и VI вв. до н. э.); греки называли его Зороастром (см. статью «Зороастризм: верования и обычаи» в томе «Религии мира», часть 1, «Энциклопедии для детей»). У зороастризма и сейчас есть последователи в Иране и Индии. Их священная книга Авеста сохранила культурное наследие древних иранцев. Авеста — не единое произведение, а свод памятников разного времени и различных жанров, который вместил в себя целую литературу (в этом она похожа на Библию).

Слово «авеста» остаётся загадочным: его переводят то как «знание», то как «основание» («основной текст»). Дошедший до наших дней текст Авесты тоже содержит немало загадок. Неясно прежде всего время его создания: большинство учёных считают, что это памятник очень древний, и относят некоторые его части к началу I тысячелетия до н. э. Другие, однако, утверждают, что Авеста была создана почти на тысячу лет позже — в начале новой эры.

До нас дошёл не полный текст Авесты, а лишь своего рода «конспект» древнего памятника, составленный зороастрийскими жрецами, — не более четверти первоначального объёма. Жрецы сохраняли главным образом то, что было необходимо для ритуала (обрядовые предписания и запреты, молитвенные формулы, списки божеств), а лирические и особенно повествовательные фрагменты сильно сократили. Поэтому многое пришлось восстанавливать по беглым намёкам.

Авеста состоит из пяти частей: «Вендидад», или «Видевдат» («Кодекс против демонов»), — это единственная книга, сохранившаяся целиком; «Висперед» («Книга о высших»); «Ясна» («Ритуал», «Моление»); «Яшт» («Гимны», «Восхваления») и «Малая Авеста». «Висперед» и «Малая Авеста» с литературной точки зрения малоинтересны: это главным образом ритуальные предписания и подобие краткого молитвослова.

Тексты, входящие в Авесту, создавались более тысячи лет, и представления о мире, отразившиеся в них, неодинаковы. Но тем не менее (и в этом Авеста тоже подобна Библии) они являют развитие единой религиозной мысли.

Основы зороастрийской веры приблизительно таковы. Существуют два извечных начала, два бога: светлый — Ахура-Мазда (Владыка Всеведущий) и тёмный — Друдж (Ложь); впоследствии духа зла называли также Анхра-Майнью. Мир — арена борьбы между добром и злом; всё благое, полезное и прекрасное в нём — творение Ахура-Мазды; всё злое, вредное и уродливое — дело рук Анхра-Майнью. Такое напряжённое переживание борьбы между добром и злом выделяет зороастризм из числа древневосточных языческих верований. В язычестве боги, как правило, вообще не меряются нравственной меркой: они могут быть злы, мстительны, несправедливы и похотливы, но они могучи, и поэтому они — боги. В зороастризме иначе: Ахура-Мазда заслуживает поклонения не за то, что он могуч, а за то, что он благ и мудр; Анхра-Майнью тоже могуч, но поклонение ему — мерзость и зло. Поэтому зороастризм ближе к современному представлению о религии, чем, скажем, египетские или вавилонские культы.

Однако более чёткое разделение мира на добро и зло и более твёрдая вера в существование и доступность истины порождают нетерпимость. Для зороастризма чужая вера — это поклонение демонам, с которыми нужно бороться, в том числе и оружием. Духовная война с лёгкостью превращается в земную: «Не слушайте заклинаний приверженцев лжи, сокрушайте их оружием, ибо несут они гибель и нужду дому, общине, области и стране».

Отсюда же вытекает и чувство собственной исключительности: «Кто смешивает семя родичей праведных с семенами нечестивых чужеродцев, семя почитателей дэвов (демонов. — Прим.ред.) с семенами людей, их отвергающих... таких нужно убивать, как извивающихся змей и крадущихся волков».

ГИМНЫ И МИФЫ

Древнейшая часть авестийского свода — «Гаты» («Песнопения»), входящие в книгу «Ясна». Автором «Гат» считается сам Заратуштра. В «Гатах» Ахура-Мазда окружён ахурами — светлыми божествами (может быть, их правильнее было бы называть ангелами), а Анхра-Майнью — дэвами. Как это часто бывает в древних религиях, божества зороастризма не только «кто», но и «что», т. е. они олицетворяют отвлечённые понятия. Так, небесную троицу вместе с Ахура-Маздой составляют дух огня Арта Вахишта (Наилучший Порядок) и дух скота Boxy Мана (Благая Мысль). Эта троица воплощает единство мысли (Boxy Мана), слова (Ахура-Мазда) и дела (Арта Вахишта) — отметим характерное для зороастризма главенство слова. В то же время она — небесный прообраз идеального общества: Boxy Мана покровительствует общине скотоводов и её старейшинам, Арта Вахишта — жрецам, Ахура-Мазда — царю, изрекающему приговоры.

Скотоводство в Авесте — занятие священное (в более поздних её частях таково же и земледелие: «Когда хлеб готовят для обмолота, то дэвов прошибает пот»). Понятия «скот» и «добро» в Авесте практически равнозначны (подобно тому, как и в русском языке слово «добро» может значить «имущество»): «Скотовод — поборник благой мысли, нескотовод — непричастен к ней». И здесь проявляется характерная особенность Авесты: слова «благая мысль» обозначают сразу и собственно благую мысль, и божество Boxy Maнy. Кроме того, Boxy Мана — дух скота, покровитель скотоводов. Подобным образом Авеста обыгрывает имена и других божеств — духа воды Аурвата (Здоровье) и духа растений Амертата (Бессмертие, Жизненная Сила):

Здесь «благая мысль» тоже одновременно является божеством Boxy Ма-ной, «здоровье» — Аурватом, а «жизненная сила» — Амертатом; эти три божества соответствуют скоту, воде и растениям, упомянутым в первой строке. Имя божества, его функция и буквальное значение имени выступают в сложном единстве (в переводе это, конечно, сглажено). Такая нерасчленённость духа и материи — черта очень древняя, восходящая ещё к первобытным представлениям о мире.

Зато жёсткая симметрия сил добра и зла — чисто зороастрийская черта, другим религиям незнакомая. Небесной троице противостоит троица злых духов: Анхра-Майнью, Ако Мана (Злая Мысль) и Айшма (Дух Грабежа) — тоже единство мысли, слова и дела, только недобрых, и слово опять главенствует. Скотоводству противопоставлен разбой, пророческому песнопению — ложь, пророку — лжепророк и т. д.

Для авестийских гимнов (в особенности для «Гат» Заратуштры) характерно напряжённое чувство в каждом небольшом фрагменте при очень слабой связи между этими фрагментами. Вот несколько строф одного из гимнов. Основная мысль — моление Заратуштры о даровании ему пророческого слова. Но она с трудом просматривается за восхвалением небесной троицы: Ахура-Мазды, Boxy Маны и Арты Вахишты. Именно упоминания этих трёх имён в каждой строфе вместе с многочисленными повторами связывают гимн в единое целое:

Конечно, то слово, о котором молит Заратуштра, — не поэтическое слово, а магическое и пророческое, подчиняющее себе людей и природу. Но поэтическое начало в нём укоренено: пророк говорит речью ритмической и упорядоченной.

Прорыв от почитания природных сил к почитанию добра не вызрел сам по себе в недрах язычества — он был открытием Заратуштры. Впоследствии исконные языческие представления всё сильнее стали проникать в священные тексты.
 

Книга «Яшт», в которой собраны более поздние гимны, рисует мир гораздо менее стройный и упорядоченный, чем «Гаты». Многие божества, которым Заратуштра отводил второстепенные роли или о которых даже не упоминал совсем, здесь оказываются более могучими, чем Ахура-Мазда. Так, в пространнейшем гимне, посвящённом богине воды и плодородия Ардвисуре Анахите (Ардви Могучая, Беспорочная), ей поклоняется сам Ахура.

В книге «Яшт» тоже есть изощрённая игра отвлечёнными понятиями и именами богов, но с ней соседствуют красочные образы и сравнения, развёрнутые в целые картины. Вот как описана Ардвисура Анахита:

С такой же красочностью воспеваются и отвлечённые понятия, например счастье:

Мифологию зороастрийцев приходится восстанавливать по довольно скудным свидетельствам. Например, почти ничего не известно о деяниях иранских богов — дошедшие до наших дней мифологические сюжеты говорят главным образом о героях-перволюдях. С именем одного из них — Йимы — связаны сюжеты о потопе, золотом веке и грехопадении.

Упомянуты в Авесте и подвиги богатыря Керсаспы, истребителя чудовищ. Там, где рассказ о его подвигах становится несколько подробнее, акцент делается не на описании битвы, а на мощи чудовищ. Одно из них — дракон Снавидка, рогатый и камнерукий, — говорит: «Я малолетка ещё... когда возмужаю, согну землю в колесо, а небо сделаю своей колесницей. Я низвергну Священный дух со светлой обители песнопения, а Злой дух из преисподней извлеку, и пусть оба возят мою колесницу...».

Кроме Авесты из древней литературы иранских народов до наших дней дошли только памятные надписи персидских царей. Этот жанр вообще характерен для древневосточных литератур: он занимает важное место и в египетской традиции, и в аккадской. Особенность персидских надписей в том, что только в них встречается мотив религиозной борьбы. Так, царь Ксеркс I (486—465 гг. до н. э.), перечисляя подвластные ему страны, говорит: «И среди этих стран была такая, где прежде дэвы почитались. Потом, по воле Ахура-Мазды, я этот притон дэвов разгромил и провозгласил: "Дэвов не почитай"».

Зороастрийская религиозная мысль, сохраненная Авестой, сыграла в мировой культуре значительную роль. Достаточно сказать, что христианское представление об адских силах впитало множество иранских элементов, вплоть до того, что авестийское имя одного из злых духов, Айшмы (по-гречески Асмодей), стало одним из наименований дьявола. Возможно зороастрийское влияние и на христианские представления о конце света и Страшном суде.

Из всех древневосточных традиций древнеиранская, пожалуй, дальше всего отстоит от современного представления о художественной литературе. Она не даёт забыть о том, что древние памятники создавались не для любования словом, а в целях куда более практических: чтобы общаться с высшими силами и хранить в памяти наиболее важные для общества сведения. Тексты не описывали жизнь — они в ней участвовали.